«До спектакля я – следователь, на сцене – адвокат»

 Народная артистка России, лауреат национальной театральной премии «Золотая маска» Галина Умпелева в апреле отмечает юбилей – 75 лет со дня рождения.

Как человек, не играющий никаких ролей, кроме собственной, я всегда поражаюсь, недоумеваю, пытаюсь понять: как в артисте уживается большое количество самых разных личностей. Где, в каком месте его тела или души они обитают: в сердце? в голове? в руках-ногах? Где затаились до времени, чтобы, когда артист оказывается на сцене, выйти из нутра вместе с ним. Возможно, загадки и нет, она лишь видится издалека. Большинство актеров, по их уверениям, вполне комфортно сосуществуют с десятком-двумя персонажей, не спорят, не ссорятся, не прорастают в них (хотя истории искусства известны и другие случаи). Галина Николаевна Умпелева, сыграв множество ролей за долгую сценическую жизнь (только в екатеринбургском драматическом она работает 45 лет, а до этого были 3 года в Кировском театре, 4 года в Свердловском ТЮЗе, год в Воронежской драме), — не выясняет отношения со своими героинями. «В каждом из нас так много намешано, что отклик всему находишь в себе».

Когда большая часть жизни протекает – не дома, не в постели, не в магазинах и бытовых хлопотах, а в театре, на сцене, в перевоплощении – такой жизненный путь можно описать через тех героинь, которых довелось сыграть. А Галине Умпелевой обижаться на судьбу не приходится. Никогда не просилась взять на работу – в театры ее приглашали режиссеры, заметив в спектаклях. Никогда не просила роли (считает, что если постановщик не увидел тебя в той или иной ипостаси, так тому и быть, режиссер всегда прав, если, конечно, он высокий профессионал) – но всегда получала. Получала роли, работу, благодарность, награды. При норме 22 спектакля в месяц, ох как немало, бывало, переработка составляла 8-9 спектаклей! Урок: ничего не проси; талант и труд все скажут и сделают за тебя.

Итак, на сцене – Галина Умпелева. Как 50 лет назад, так и сегодня: в ее нынешнем репертуаре несколько названий. Первым же спектаклем в Свердловском театре драмы стали «Аргонавты», первой ролью – Наташа, младшая из сестер.

В 1968 году, когда Галина Умпелева вернулась в Свердловск, до премьеры, а ее имя уже значилось в афишах, оставалась неделя. Главный режиссер театра Александр Соколов, который «вызвал» актрису из Воронежского театра, не желавшего ее отпускать и задерживавшего выдачу документов, не сомневался: она успеет, она сможет. Умпелева просто «влетела» в спектакль. Вечером по приезде было часа три на освоение материала – и на следующий день артистка вышла на репетицию наравне со всеми. Так сразу проявилась ее черта: быстрое включение. «Кто-то с утра готовится к спектаклю – мне это не нужно, видимо, особенность темперамента. Душу не требуется гримировать: включаюсь мгновенно, как только выхожу на сцену. Непростая роль Наташи из «Аргонавтов», но я ее любила. Очень светлый человек, открытый, симпатичный: всегда радовалась, когда ее играла».

Иное дело – Марина Мнишек. Характер недолгой российской царицы властный, повелительный, уверенный в себе. Актриса ему под стать: сильная самостоятельная женщина, которая привыкла рассчитывать только на себя. Отношения с героиней пьесы «Борис Годунов» установились естественным образом, не требовалось ломать себя. Постановочный процесс шел увлекательно, но вдруг затормозился. Не складывался один из важнейших эпизодов спектакля – сцена у фонтана, где беглый монах разговаривает с Мариной. «Очередным» режиссером был тогда Ефим Лифсон. Смотрел-смотрел, как бьются актеры, слова звучат, а искры нет, и предложил: «Дай ему пощечину». Вячеслав Кириличев, исполнявший роль Лжедмитрия, растерялся: «А мне что делать?». «Ответить тем же!». И сцена сложилась, ожила. Когда театр привез «Бориса Годунова» на гастроли в Москву, критики оценили ее как лучший момент спектакля. «Дело, конечно, не в самой пощечине. Благодаря этому жесту был найден верный ход, понимание того, что происходит между героями; не объяснение в любви, а торг: ты мне корону – я тебе войско. В любой роли нужно отыскать, зацепить точную деталь, и дальше раскрутится, развернется весь характер».

Это были другие гастроли, рижские. Открылись они «Борисом Годуновым», вторым спектаклем показали «Трамвай «Желание». Последний так понравился публике и местному начальству, что афиша была скорректирована. За 28 дней спектакль по пьесе Уильямса был сыгран 14 раз! В субботу – вечерний выход, в воскресенье – утренний и вечерний, в понедельник – утренний. Умпелева в роли Бланш. Образ сложный, неоднозначный, с высоким градусом внутреннего драматизма. Нагрузка колоссальная. «Пришла в понедельник на спектакль, сижу в гримерке, слезы градом – просто от слабости. Заглядывает Юра Васильев: «Ты чего?». «У меня «игралка» не работает, чем играть буду?»… Он послал гонца, прибывает бутылка водки. Выпила50 грамм, организм мобилизовался. Некоторые думают, какая может быть физическая нагрузка на сцене, вы же не кирпичи таскаете. Я взвешивалась до и после спектакля «Орфей спускается в ад» — минус два килограмма».

Над созданием образа Галина Николаевна работает пристально, детально. Женщины, которых ей предстоит сыграть на сцене, анализируются досконально: почему так ответила, такой поступок совершила, почему с одним персонажем общается таким образом, а с другим – иначе. Чем разнообразнее и богаче характер, тем интереснее. Но как актриса широкого спектра возможностей, Умпелева исполняла разные по драматической наполненности роли. Женские типажи в пьесах таких авторов, как Лопе де Вега, Кальдерон часто маловыразительны, лишь фон, на котором проявляются характеры мужчин, а она все пыталась нащупать в них нечто, найти ход, заполнить пустоту. Режиссер Вениамин Семенович Битюцкий смотрел каждый спектакль. В антракте включалась трансляция для актеров, и голос Битюцкого взывал: «Галина! Галина! Она же чистая! Чистая!».

«Над ролью я тружусь как следователь. Когда же выхожу на площадку – я уже адвокат. Любую свою героиню оправдываю. Но у меня и не было отрицательных героинь». Да, это так. Но с позиции сегодняшнего времени, когда человеческая жизнь стоит дороже любых идеологических лозунгов, Комиссар из «Оптимистической трагедии», которая с легкостью стреляет в людей, хоть и врагов, не выглядит однозначно позитивно. Каково чувствовать на хрупких плечах революционную кожанку? «Вы знаете, а привычной кожанки в спектакле почти не было. Постановщик Александр Львович Соколов надел на мою героиню белую блузку с пышными женственными рукавами – и сразу ушел примитивный типаж солдафона в юбке».

Варшавская мелодия, Галина Умпелева и Валентин Воронин

Спектакль «Варшавская мелодия» долгие годы был одним из самых любимых у зрителей. Три возраста Гелены – это три человека, три состояния. Галина Умпелева признается, что ей ближе и понятнее всегда казалась зрелая героиня, хотя молодая больше соответствовала по возрасту. Актриса убеждена: ее амплуа – драматическая героиня, не лирическая. Поэтому никогда не мечтала выйти на сцену в образе Нины Заречной, например, просто казалось неинтересным. Но с ней хочется поспорить. А как же Мона в «Безымянной звезде», Мод в более позднем спектакле «Гарольд и Мод» и даже Нора в одноименной постановке? «Когда мне дали прочитать пьесу «Безымянная звезда», я сказала: «Это не мое, не смогу сыграть». Образ такой «белый и пушистый». Режиссер посмотрел как на больную, мол, кто отказывается от подобных ролей? Я же говорила искренне: боялась лирической ноты, мне казалось, не найду ее в себе. Результат получился очень хороший – тот редкий случай, где присутствует абсолютное попадание во все типажи; даже если артист произносит полторы фразы, они запоминаются».

Какие еще были этапные роли? Конечно, Голда в «Поминальной молитве», одна из любимых, как и сам спектакль. «О, чуть не забыла, Кикимора! Это еще в театре юного зрителя. В детских спектаклях почти не участвовала, а тут вдруг вижу в распределении свое имя. Готова была обидеться, но прочитала сказку и пришла в восторг. Что называется, «дорвалась» до характерной роли. Постановка шла не только утром, но и вечером, для взрослых. Как-то Лев Наумович Коган сказал: «Я понял, чего многим из нас не хватает: побыть Кикиморой». Это полное отсутствие зажимов, внутренняя свобода, раскрепощенность!».

Галина Николаевна признается, что вообще смешлива. Рассмешить ее легко, чем неоднократно пользовались друзья-артисты, разыгрывали, подначивали. Каких только историй не случалось! Вот идет совсем не веселая сцена в «Оптимистической трагедии»: Комиссар только что расправилась с матросом, который к ней приставал, и, стоя спиной к залу, грозно спрашивает наступающую на нее солдатско-матросскую толпу: «Ну что, кто еще хочет комиссарского тела?». И слышит голос из толпы: «Я!». Актриса с трудом дождалась возможности скрыться за кулисами, чтобы там отсмеяться. И плачет легко – но только на сцене.

Когда-то ей по-дружески советовали: поставь раскладушку в гримерке и живи в театре, какой смысл на пару часов домой мотаться. Утренние репетиции почти ежедневно перетекали в вечерние спектакли. Сейчас ситуация другая, и она тоже нравится Умпелевой. Галина Николаевна  участвует в четырех постановках: «Дикарь» (тетя Матильда), «Ханума» (Ануш), «Пигмалион» (миссис Хиггинс), «Идеальный муж» (леди Маркби). Есть время и силы для того, чтобы просто побыть собой, побыть с собой. Пройтись по городу пешком; заняться домашним ремонтом – этот традиционно мужской вид деятельности ее не страшит и даже привлекает. А персонажи, с которыми актриса общалась когда-то, пусть и давно, они «насовсем» не уходят. Хранятся в свернутом, «заархивированном» виде в памяти. «Если спектакль был продуман каждой сценой, плотно сшит, так что из режиссерского рисунка не выпадаешь, мне достаточно просмотреть пьесу, и могу выходить играть».

Галина Николаевна вспоминает о былой популярности театра как вида искусства, Свердловского драматического как его конкретного и яркого представителя. На гастролях случался такой аншлаг, что люди только что на люстрах не висели: все места, проходы между рядами заполнены зрителями, кто-то устраивался под самой сценой… Театр и сейчас остается востребованным, хоть многое и изменилось. «Думаю, так будет всегда. Театр – живое искусство: ни один спектакль не повторяется, он каждый раз другой, новый. Я говорю о том театре, когда мы играли о людях, а не устраивали шоу. Мне, безусловно, ближе психологический театр. Считаю, что ничего не может быть интереснее, когда стоят два человека, разговаривают – и между ними пролетают невидимые, но ощутимые и в зрительном зале искры».