У Екатеринбурга архитектурного идеальное прошлое, хаотичное настоящее и неясное будущее

 Во Франции в небольшом городке Арк-и-Сенан есть необычные часы. Выполненные швейцарской фирмой «Tisso» по специальному заказу, трехметровые в диаметре, они, как и положено, имеют 12 секторов. Но обозначения секторов не цифровые, а именные – названия городов мира, признанных идеальными с точки зрения градостроительства и архитектуры. В числе этих 12 единственный российский город Екатеринбург, рядом с Нью-Йорком и Нью-Дели, Стокгольмом и Рио-де-Жанейро, Берном и Каиром.

Часы показывают время реальное и виртуальное. Нажав на кнопку «Екатеринбург», на специальном мониторе появляется город в настоящий момент времени. У нас установлена web-камера с видом на центральную площадь. И житель Урала, прогуливаясь по центру Екатеринбурга, как и наши дома, тротуары и трамваи, могут быть увидены кем-то из полумиллиона годовых посетителей выставок «Часы мира» и «В поисках идеального города», которые продлятся еще несколько лет.

 Время «Е»

280 лет назад Екатеринбург был идеальным городом.

У каждого нормального екатеринбуржца этот тезис вызывает не изумление даже, а недоверие и усмешку. Мы взращены на эпитетах певца Новикова в отношении города «серый» и «бледный». Мы привыкли укорять местных градостроителей в бескрылости воображения и безликости воплощения. Да и вообще мы, как большинство русских, самокритичны до уничижения. Однако уральские ученые смогли доказать всему миру – но только не землякам, — что Екатеринбург строился по гениальному по простоте, логике, продуманности проекту. К тому же ни у кого не заимствованному (в отличие от Санкт-Петербурга) и, главное, осуществленному.

Дело было так. В 1723 году Василий Татищев выбрал место для города-завода, и выбор этот оказался удачен. Разработкой плана строительства занялся инженер с архитектурным образованием Виллем де Геннин. Город был спроектирован в форме правильного каре с регулярным и четким расположением зданий: заводские сооружения в центре, жилые помещения по периметру. Река использовалась как естественная ось, главная улица создавалась ей перпендикулярно как ось искусственная. Город возводился как крепость с полной инфраструктурой внутри крепостных стен (в том числе двумя соборами), границы проходили примерно по нынешним улицам Мамина-Сибиряка (где находится редакция «Эксперт-Урала») и Московской. Безошибочные расчеты позволили осуществить намеченное. К 30-м годам город был уже практически воплощен, а чуть позже де Геннин описал все это в научном труде. Книгу подарили императрице Анне Иоановне, перевели на французский, и она стала известна в Европе. В 60-х годах того же восемнадцатого столетия основатель западноевропейского классицизма Клод-Николя Леду, проектируя также город-завод – королевские солеварни – явно испытал влияние сделанного в России: план города Шо во Франции очень напоминает план Екатеринбурга. Леду – архитектор признанный. Через труды его, других французских и итальянских зодчих архитектурные идеи отечественного производства вернулись к нам, но уже со штампом «заграница».

Обнаружил историческую архитектурную идеальность Екатеринбурга профессор Уральской архитектурно-художественной академии Александр Барабанов. Это ему принадлежит реконструкция планов старинного города и доведение их до сведения мирового градостроительного сообщества, которое, проявив объективность, признало Екатеринбург первым в мире индустриальным городом, созданном по специальному плану. До сих пор большинство крупных населенных пунктов вырастало и вырастает из мелких: сторожевых слобод, поселков, торговых точек. Распространенным является такой ход событий: случайное, хаотичное возникновение и дальнейшие попытки упорядочить среду обитания. Екатеринбург представляет обратный путь: жесткость планировки при рождении – и дальнейшее свободное разрастание…

 Город в свободном полете

Понятия идеальности и вечности не совпадают. Ничто, в том числе и город, не может быть безупречен всегда. Екатеринбург являлся таковым в начале своего жизненного пути. Нью-Йорк стал им в расцвете, когда был создан «даун таун», деловой центр, ставший сегодня его символом. Сингапур же, тоже вошедший в число 12, стал идеальным с архитектурной точки зрения в 60-е годы двадцатого века, когда осуществилась концепция возрождения. Мегаполис строился, не нарушая историческую основу, прошлое сохранялось в виде вкраплений в современный стиль. В общем, каждый идеальный город идеален по-своему и в свое время.

Екатеринбург же, очень быстро потеряв первоначальную плановость, зажил рядовой «столичной» жизнью. Еще Петром I он был ориентирован на столицу региона и не остался надолго, как собратья Нижний Тагил и Невьянск, в ранге города-завода. Он пережил «золотую лихорадку», давшую стране богатых купцов, а архитектуре Урала своеобразнейшее купеческое зодчество, от деревянного модерна до шикарных каменных особняков. Индустриализация отразилась в постройках конструктивизма. К концу же века бывший когда-то четко спланированным город подошел в состоянии архитектурной хаотичности: разнообразие без стержня. Есть два «порядка» наведения порядка: постоянно, чтобы не нарушался, и генерально, когда уже невмоготу жить в беспорядке. К началу двадцать первого века Екатеринбург созрел для этого. Последние годы наблюдается робкое стремление к упорядочению.

Несколько лет назад состоялся конкурс на проект екатеринбургского сити-центра. Место  —  на берегу городского пруда со стороны стадиона «Динамо». Один из проектов будущего делового центра принят к более детальному изучению. Силами студентов и преподавателей архитектурной академии было сделано несколько проектов на тему Исторического сквера, разбитого на месте бывшего завода. Профессор Барабанов ситуацию с Историческим сквером (кстати, очень любимым горожанами) называет «скверным делом»: нарушена историческая память, пустота создана там, где билось сердце. Однако редкий конкурс в архитектурных кругах дает конкретный результат.

В том числе и поиск символа города. Шума было много. Дело неоднозначное: символу надлежит быть и простым, и всеобщим одновременно. К примеру, в одном из арабских городов это километровая пирамида. Одно время Екатеринбург тяготел к тому, чтобы символом стало место смерти последнего русского царя. Архитекторы вместо Храма на крови предлагали создать музей в виде огромного колокола, утопленного в земле – в память всех погибших. Однако символ этот был бы слишком горек. Сейчас на первый план выходит идея обыгрывания Екатеринбурга как места соединения двух частей света. «Евразийский синдром» проявляется повсеместно. Возможно, евразийская концепция и станет тем стержнем, что хоть немного позволит городу приблизиться к былой «идеальности».

 Восток – Запад

Мнение эксперта. «Когда музыкант, артист, зодчий отдается вкусам потребителя, появляются такие «шедевры», как американское посольство – эклектика, прянички для богатых – особняки в псевдокупеческом стиле. Можно назвать примеры, когда архитекторы идут на поводу у церковников. В русском церковном зодчестве был перерыв в сто лет. И сегодня церковь выдвигает требования вековой давности, новые храмы строятся в устаревшем русско-византийском стиле.

Екатеринбург вообще довольно молод и не накопил еще столько памятников, как города, старшие по возрасту. Однако и у нас есть шедевры национального масштаба: та же усадьба Расторгуева-Харитонова, островки купеческой застройки. Дважды в своей истории город становился архитектурным мировым лидером. Сначала при своем возникновении. Затем в 20-е годы двадцатого века. Профессор Гарвардского университета Кэтрин Кук пишет, что в это время Екатеринбург и Россия (впервые) становятся на острие архитектурного процесса. Свердловск тогда был обозначен Сталиным как столица Урало-Кузнецкого комбината. Пошли огромные государственные инвестиции. А где деньги – там и архитектура, там новые идеи, новые проекты. Город стал лабораторией архитектурных новаций. Сегодня он является самым крупным обладателем коллекции зданий конструктивизма – свыше 40 объектов мирового значения, больше, чем в Москве. Это и знаменитый Городок Чекистов, формой напоминающий серп и молот, это комплекс «Динамо». Правда, здания в плачевном состоянии.

Сегодня мы наблюдаем, что активность инвестиционных процессов в городское строительство в Екатеринбурге выше, чем в других городах-миллионниках, в Нижнем Новгороде, например, или Новосибирске. Строительный комплекс развивается очень быстро. Другое дело что однобоко. А насчет серости: да, город действительно был таким, но теперь все меньше и меньше. Появились индивидуальные заказчики, архитекторам дана возможность для творчества.

Но строительство ведется хаотично. А где оно не хаотично: во всем мире так, это нормальная ситуация в условиях частной собственности. Генплан нужен, но он определяет основные проблемы: транспортные развязки, зонирование, он дает идеологию, а не конкретику. Екатеринбург имеет все потенциальные возможности стать евроазиатским центром: и в сфере бизнеса, и в торговле, и в культуре.  Здесь могут быть решены глобальные мировые задачи: например, помирить Восток и Запад. Политики не смогли решить эту проблему в прошлом веке. Бессилие политиков переносит центр тяжести на деятелей науки и культуры. Роль архитектуры здесь немаловажна. Архитектура – мать всех искусств. Ведь любой процесс должен быть организован в пространстве: процесс общения, процесс производства, процесс жизни, наконец».

Материал опубликован в журнале «Эксперт-Урал»