Премьера презентовалась громко. Билеты на первые представления были разобраны подчистую. Название говорило само за себя. В наше время имя Платонова стало знаковым и неизменно порождает интерес публики. Свердловский академический театр драмы, малая сцена, «Платонов. Две истории».

Имена

Андрей Платонов. Внешняя неправильность фраз, глубокая внутренняя метафоричность. Абсолютная неповторимость стиля. «Вощев взял на квартире вещи в мешок и вышел наружу, чтобы на воздухе лучше понять свое будущее». Катастрофически тонкое чувствование времени. Иосиф Бродский: «Он сам подчинил себя языку эпохи». Огромное желание жить, сдерживаемая скрытая страстность. Внутренний разрыв «физики» и «лирики». Что важнее для человека: дом, любовь, близкие – или его идеи? Можно ли совместить одно с другим без потерь, жить по горизонтали и по вертикали одномоментно? Выбор между этими ценностями как на качелях, то в одну сторону склоняется, то в другую. «Хочу слушать кузнечиков и думать о муже»… «Хочу достичь полноты первичного слова»…

К текстам Платонова присоединилась Ирина Васьковская (ученица Николая Коляды, победитель Конкурса конкурсов «Новая пьеса» при «Золотой маске»), которая не просто спроецировала, казалось бы, малодраматический материал на театральную сцену, но ввела сквозных героев, персонажей из других рассказов, реминисценции из писем писателя. При этом уважительно сохранила строй и суть двух главных историй, «Фро» и «Третий сын». Мешанины не случилось, слава Платонову.

Молодой режиссер Дмитрий Зимин уже успел проявить себя на ниве современного театра (победитель всероссийского конкурса «Молодое дарование России»). Он демонстрирует тяготение к неформатным постановкам, не разрушающим рамки привычного, но раздвигающим их. Избранный им режиссерский метод самодостаточен и одновременно тактичен по отношению к литературному источнику.

Если бы создатели спектакля решили по какой-то причине скрыть имя сценографа, интрига рассыпалась бы, не завязавшись. Стиль лауреата национальной премии «Золотая маска» художника Владимира Кравцева узнаваем, о нем тоже уместно сказать «неповторим». Лаконизм и метафоричность, эстетическое пристрастие к натуральным материалам. Если уж создавать ситуацию железнодорожной станции, то использовать для этого части настоящего локомотива, вбивать реальные рельсовые гвозди-костыли. Брошенные за ненадобностью железяки, заборные доски, осколки кирпичей всегда являлись для художника Кравцева «кирпичиками эпохи». Он оформляет сцену – как полотно рисует, детально и «тотально». В его сценических «картинах» важна любая мелочь, точнее, мелочей здесь нет, все играет на одну глобальную идею, единый образ.

И вот возникает основная метафора спектакля – железная дорога. Локомотивы. Паровозы.

Паровозы

Действие первого рассказа – «Фро» — происходит в городке при железнодорожной станции (как и детство Андрея Платонова). В его творчестве – и в жизни – паровозы играли особую роль. Как символ революции, технического прогресса и надежд на движение и улучшение. Как знак эпохи, грубым локомотивом прокатившейся по многим сердцам и головам. Как вход в новый мир, ворота в смутное будущее. Или – в ту бездну, откуда все пришли и куда все уйдут.

Мы живем словно на станции: ждем прибытия «своего» поезда, отслеживаем, вычленяем его гудок в шуме мира, боимся опоздать и со временем осознаем, что все-таки – опоздали.

Но спектакль, конечно, не о паровозах. Он о людях и чувствах. Трутся друг о друга нежная душа – и грубый мир.

Чувства

История Фроси – это типичная ситуация любовного треугольника эпохи строительства социализма. Мужчина живет идеями. Женщина живет мужчиной. Который живет идеями.

Фро тоскует, ожидая возвращения любимого мужа из дальней поездки, где он возводит некие – почти мифические – мосты. Тягучая атмосфера повседневной жизни, вступающей в диссонанс с тем, что происходит под слабой телесной оболочкой, вливается в зрительные ряды, благо в камерном формате барьеры между сценой и залом непрочны. Под ее влияние попадают зрители (начиная порой засыпать) и, похоже, сами артисты. Внешнего действия в первой части спектакля хватает: женщина с относительно неразвитым сознанием, но познавшая глубину и силу чувства, мечется в клетке собственной любви, совершая противоречивые поступки. То бросается в работу как в спасение, то бежит на танцы; от имени отца отправляет любимому телеграмму о собственной смертельной болезни. Но эмоционального присоединения к происходящему, что является единственной целью настоящего театра, не происходит.

Просветить лучом анализа многомерную структуру театрального воздействия всегда непросто. Почему «эффект присоединения» не возник в первом действии, хотя, казалось бы, все объективные условия были соблюдены? В целом качественная пьеса, сценография «золотомасочного» уровня, оправданные режиссерские ходы… И вдруг, неожиданно для уже успевших разочароваться, случился во втором, «продрав» до последней клеточки мозга? В чем дело?

Может быть, в сбитом «ритме дыхания» первой истории, когда артисты, не замечая того, начинают притормаживать внутреннее движение сюжета? Может, в не самом удачном выборе актрисы на главную роль: не по способностям, а по психофизическим характеристикам. Анастасия Каткова с задачами, которые ставит режиссер, явно справляется, но ее типаж утонченной и безусловно интеллигентной девушки больше подходит «чеховским» или «тургеневским» героиням, но не «платоновским», основная «линия раздела» которых проходит между эмоциями и ментальным уровнем.

Во второй же части спектакля, поставленной по рассказу «Третий сын», сложились все составляющие. Крохотное трехстраничное произведение развернулось в часовое сценическое действие, и лишнего не было. Ценное само по себе, оно оправдало и по-новому осветило и первую половину. О смерти молодым удалось высказаться более убедительно, чем о любви. Может быть, отстраненность помогает?

Впрочем, «Третий сын», конечно, тоже о любви, материнской, отеческой, сыновней. «Если б она могла, она бы осталась жить постоянно, чтоб никто не мучился по ней, не тратил бы на нее своего сердца и тела, которое она родила. Но мать не вытерпела жить долго»…

В очередной раз отмечаешь, сколь сильна молодая часть труппы академического театра драмы. Зрелая тоже сильна – что естественно. Спектакль живет энергией молодых, но держится на заслуженных и народных, на точном, проникновенном исполнении своих ролей Андреем Кылосовым, Валерием Величко, Мариной Савиновой. Но когда присутствует такое количество молодых талантов, это обещает театру качественный прорыв в успешное будущее.