Exegi monumentum

(«Я воздвиг памятник», лат.)

 В Екатеринбурге есть скульпторы, идеи и деньги – но нет монументальной политики и столичной привычки к памятникам

 Памятники сходят с постаментов, когда их свергают вслед за сменой правительства и идеологии, или когда они сами решают отомстить надоевшим голубям, как каменный Пушкин в народном фольклоре – то есть под натиском суровой либо нудной реальности. Устают они, вечные и холодные, от нас, суетных и беспокойных. Вот поставили как-то в столице Урала два памятника. И что? Вокруг одного – скандал, дошедший до суда. А второй растаскивают по частям: не потому что не нравится, а как раз наоборот. Не зря говорят, что монументальный облик города может многое рассказать о его судьбе, характере, а также о ментальности горожан и их правителей. Попробуем посмотреть на Екатеринбург с этой точки зрения: с постамента.

Инвентаризация искусства

Если пройти по улицам Екатеринбурга и посчитать памятники, получим плачевно низкий результат: 34. Из некорректных сравнений: в Вашингтоне (по населению он в два раза меньше) около тысячи скульптурных композиций. Вровень с Екатеринбургом стоят разве что маленькие немецкие городки, по нашим меркам поселки.

У ситуации есть объективные причины. На российскую культуру серьезно повлияло тысячелетнее господство христианства в его православном варианте. Православие пребывает в непростых отношениях с объемным искусством, почитая его отголоском язычества и отдавая пальму первенства плоскостному: иконописи, живописи. Возможно, это осталось в корнях. Последнее же столетие торжества иной религии эксплуатировало памятники исключительно как способ монументальной пропаганды. Из сферы культуры они были перенесены в сферу политики.

Что (кого) славят уральские памятники? Большинство до сих пор — революционеров и передовиков социалистического строя. Новая эпоха порывалась убрать с улиц развенчанных героев, однако мудро удержалась от разрушения: из истории век не выкинешь. Несколько памятников посвящено участникам войны и вообще войне в разных ипостасях, по два — музыкантам, писателям и поэтам, один – изобретателю, один – геологу. Недавно список пополнился историческими деятелями: восстановленным Петром I, декабристами и семьей царя Николая II. Современность почти не представлена.

Из многообразия выразительных средств уральская столица выбирает единственный стиль — реализм. Общее настроение памятников: суровые люди творят суровые дела. Правда, в прошлом веке были попытки использования иных образных систем – но неудачные. Скульптор Эрзя предлагал в качестве памятника уральским коммунарам – женщину на шаре. Не прошло. А образ «Освобожденного труда» в виде мужской фигуры в центре города вызвал письма-негодования в местных газетах: «До каких пор вместо Ильича будет стоять Ванька-голый?» По народному требованию в 1957 году город завел своего Ильича, одного из 220 экземпляров, отлитых по единому образцу. С тех пор так и не возникло у нас мощного обобщенного образа. В монументальном деле – без перемен, как будто не было ни символизма, ни авангарда, ни актуального искусства.

 Присно «памятные» скандалы

 Зато всегда вокруг памятников мощно вращались стихии общего интереса и разгорались нешуточные баталии. Разборки нового времени берут начало с проекта Эрнста Неизвестного. Всемирно известный скульптор для города, в котором жил, предложил сильнейший образ скорби по репрессированным: многометровое лицо «плачет» людьми. Проект вызвал бурное обсуждение, многие выступали против, возможно, испугавшись его мощной эмоциональности. В результате Екатеринбург упустил шанс и лишил себя уникального монумента.

Потом были громкие выступления историков и искусствоведов против принятого комиссией проекта памятника основателям города Татищеву и де Геннину: мол, нарушение субординации петровских времен и фальсификация конкретных взаимоотношений, ну не могли эти два человека столь дружественно стоять рядом. Но в данном случае над правдой жизни восторжествовала правда искусства (сдобренная «экономической целесообразностью»). Бивис и Батхид, «сладкая парочка», как называют их кучкующиеся у ног основателей города неформалы и роллеры, прижились-таки на берегу Исети.

При открытии Храма на крови очередную волну споров спровоцировала композиция, посвященная семье последнего русского императора. Специалисты вновь углядели нарушение всяческих норм, этических и эстетических. Но к тому времени к искусствоведам и общественности власти в данном вопросе перестали прислушиваться, и обсуждение быстро сошло на нет. По сути не было его и при создании последнего произведения монументального искусства, самого крупного за несколько десятилетий в Екатеринбурге и самого крупного в России, посвященного 60-летию Победы, – «Седой Урал» скульптора Геворга Геворкяна. Однако именно данный памятник вызвал в свое крупный скандал, который концентрированно отразил проблемы формирования монументального облика больших городов. У этой истории несколько сторон: эстетическая, организационная, финансовая.

«Седой Урал» не совсем Урал

Сторона эстетическая. Искусствовед Степан Ярков: «Седой Урал» к Уралу отношения не имеет. Его можно перенести в предгорья Кавказа, и там он будет уместен. Речь не о деталях, а о выбранном пластическом решении, не имеющем местных корней. Существует понятие «уральский характер» – здесь оно не прочитывается». И другие искусствоведы были против установки монумента по проекту Геворга Геворкяна. Заведующий кафедрой истории искусств УрГУ Сергей Голынец: «Памятник неорганичен для Урала». Однако подробнее прокомментировать ситуацию по моей просьбе он отказался: «Все бесполезно».

Сторона организационная. Заместитель начальника главного управление архитектуры и градостроительства администрации Екатеринбурга пояснил механизм принятия «монументальных» решений. «С инициативой обычно выступают общественные организации, на сей раз Совет ветеранов. С нашей консультацией подбираются скульптор, архитектор. Эскизы рассматриваются на градостроительном совете, после чего выходит постановление главы города». «Так кто же решает, быть или не быть памятнику, градостроительный совет?» «Решает, в принципе, глава города. Ведь кто-то может предложить памятник и Гитлеру (утрирую)». «Насколько учитываются мнения специалистов?» «Такие жаркие бои бывают. Но искусствоведы — теоретики, не помню, когда бы они были довольны проектом. В данном же случае выбор осуществили ветераны, город не мог пойти против их воли. И вообще: хорош ли памятник, рассудит время».

Сторона финансовая. Как это бывает почти всегда, смета планируемая не сошлась с реальной: с 35 млн руб. заказчик (городская администрация) урезал ее до 18 млн 200 тыс. руб. В результате был сокращен и заявленный автором гонорар в размере 9 млн. руб. Подрядчик, а им выступало местное отделение Союза художников России, попал в вилку между амбициями автора и реалиями городского бюджета.

Случай – частный. А проблемы – общие. Даже когда памятники примелькиваются и их перестают замечать, — они пульсируют, формируют среду вокруг себя и отправляют нам молчаливые послания. Их скрытое постоянное воздействие на людей и делает их такими значимыми.

 Символический капитал

 По определению ректора Академии современного искусства Сергея Кропотова, памятники – это выставление напоказ бессознательно разделяемых чаяний людей и пределов воображения элит. Любой режим нуждается в демонстрации символического капитала, и монумент – действенное средство этого. Памятниковый ландшафт Екатеринбурга почти не изменился за полвека, он однообразен, продолжается фетишизация тяжелой индустрии. Отсутствие движения свидетельствует об окостенелости части общества, прежде всего его верхушки.

Сегодняшний Екатеринбург в монументальном плане начинает уступать соседним регионам. В Перми профессионально занялись брэндингом территории, и уже появились современные монументальные проекты. К челябинской пешеходной аллее, украшенной скульптурными типажами жителей прошлого, можно относиться по-разному с точки зрения художественной ценности, но она непременно вызывает эмоциональный отклик. В оформление публичного пространства вводится улыбка, ирония, элемент игры и модная интерактивность: так и хочется подставить ногу под щетку бронзового чистильщика обуви, подсесть в повозку к кучеру. Екатеринбургские памятники в большинстве своем возносятся над человеком, в то время как должны быть ему соразмерны: не по физическим параметрам, конечно, а по эмоциональности восприятия.

Скульптурная композиция в Казани - царская карета

Даже такая проблема столицы Урала, как дефицит креативно мыслящих менеджеров, опосредованно связана с тем, что мы видим на улицах. Каждый памятник, говорит Сергей Кропотов, заявляет, кто здесь хозяин и собственник, чей это город, чье это пространство. «Умные, динамичные молодые люди не будут чувствовать себя на своем месте в атмосфере тотального господства тяжеловесных форм. Идеалом для современного города я бы назвал перекресток, на каждом углу которого по скульптурной композиции в разных стилях: одна, например, репрезентует семью и ее ценности, другая представляет культуру поп-арта, третья символизирует религию, четвертая выполнена на военную тему. Я встречал нечто подобное в американских центрах, это однозначно расценивается как такая установка: всем, всяким, разным найдется место. Но у нас продолжает работать старая матрица мышления: костюм – один, стиль – один, скульптор – один. Или два, для двух ветвей власти, областной и городской. Екатеринбург на местную почву проецирует столичную схему-связку «Церетели – московские элиты».

Имена и даты

 Монументальное искусство вообще нередко ориентировано на художественный монополизм. В Екатеринбурге поделены сферы влияния, здесь активно действуют два скульптора, оба на Г. Причем если несколько лет назад звучало в основном одно имя – Константин Грюнберг, он исполнял большинство монументальных проектов, инициированных областными структурами, то в последнее время активно засвечивается еще и Геворг Геворкян – с ним сотрудничает городская власть.

С конца 80-х в столице Урала появились следующие монументы. Конная статуя маршала Жукова (автор Константин Грюнберг). Мемориальный комплекс памяти жертв Афганистана «Черный тюльпан» (автор Константин Грюнберг). Памятник спортсменам, участвовавшим в Великой отечественной войне, обновлен и восстановлен опять же при активном участии Грюнберга. Памятник Татищеву и де Геннину (автор московский скульптор Петр Чусовитин). К 200-летию поэта – памятник Пушкину в Литературном квартале (автор Геворг Геворкян), восстановленный памятник Пушкину возле инженерно-педагогического института (работа Грюнберга). Скульптурная композиция «Декабристы» (автор Валентина Соколова). Образ скорби по погибшим в войнах «Мать скорбящая» (Петр Малков). «Седой Урал», уставленный в честь Великой Победы (автор Геворг Геворкян).

Скульптурная тусовка – одна из самых недоброжелательных друг к другу даже на фоне в принципе не слишком мирной артистической среды, где каждый творец признает только одну правду – собственную. В профессии скульптора изначально заключен сложно разрешимый конфликт. С одной стороны, ты художник, то есть свободный внутренне человек, с другой стороны ты лишен свободы, так как воплощение творческих замыслов стоит дорого (скульптура наряду с кино – самые дорогостоящие виды искусства). Так что коллега здесь всегда тире конкурент. Кто же побеждает в этой конкурентной борьбе? По логике «де юре»: самые талантливые. По логике «де факто»: самые пробивные. Те, что в струе, на виду, на слуху, кто имеет поддержку и умеет лоббировать собственные интересы. В Екатеринбурге хватает интересно мыслящих, не ординарно воплощающих идеи и вполне умелых скульпторов, однако они мало востребованы властью, которая идет по уже опробованному пути, не тратя силы на освоение новых.

Время и деньги

В искусстве, где с объективными критериями оценки напряженка, как последний аргумент и небьющуюся карту нередко используется такой – «Время покажет». Кое-что время уже показало. Например, оно выявило, что одним из самых живых из созданных за полвека был и остается памятник танкистам – Уральскому добровольному танковому корпусу – на привокзальной площади. Он возник в результате не номинального, а реального конкурса, он адекватен месту и времени, а новые поколения привыкли к нему, как к данности.

С более молодыми памятниками с годами произошли некоторые метаморфозы в восприятии. «Черный тюльпан» критиковали за скрытую агрессивность. Однако дальнейшая политика государства подтвердила, что солдатам рано «чехлить штыки», памятник оказался более откровенным, чем звучавшие с высоких трибун слова о примирении. Вообще Константин Грюнберг с его пристрастием к прямым, жестким и мощным формам и образам, нравится это или нет, но вполне соответствует менталитету немалой части общества, не освободившегося от тоталитарного мышления.

Иные перемены случились с памятником Пушкину. До его установки молва называла Геворга Геворкяна «кладбищенским художником», приписывая ему авторство памятников криминальным авторитетам на Широкореченском кладбище. Но проект памятника поэту покорил многих своим менее «железобетанным», чем прочие монументы, обликом. Он и сейчас остается одним из самых соразмерных человеку памятников Екатеринбурга. Однако с годами, с возрастом все сильнее и сильнее проступают у великого русского поэта явные армянские черты. В Ереване подобный Пушкин радовал бы жителей, на Урале же все чаще вызывает недоумение. Никакой националистической подоплеки здесь нет. Речь идет о национальном, региональном менталитете. Уралу свойственны свои, исконные линии и образы.

Когда же раскрываются секреты авторского гонорара, становится понятно: скульпторам есть за что бороться. Сидит он в тиши мастерской, творит, и вот приходят представители общественности (в лице совета ветеранов или какого-то другого), смотрят работы, выбирают. Могут выбрать тебя, и ты получишь работу, деньги, славу (пусть даже не добрую), а могут выбрать другого. И эти «небесные» дела с талантом напрямую не связаны. Как ни парадоксально, но и искусство измеряется метрами: картины, иконы – линейными, скульптуры – квадратными. Например, «Седой Урал» ростом в 14 метров дает в плоскостной разверстке 327 квадратных метров, каждый сантиметр которых требует обработки, а значит, и оплаты.

Памятник тысячелетию Руси в Великом Новгороде

Конкурс и Конкурс

Даже странно: в Екатеринбурге есть, казалось бы, все для того, чтобы город выглядел достойно, разнообразно, современно с «монументальной» точки зрения. Есть скульпторы. Есть идеи. Есть деньги. Чего же нет? На глубинном, внутреннем уровне, наверное, нет привычки, нет столичной ментальности, как бы город не пыжился. На внешнем – нет четкой, продуманной, со специалистами согласованной, общественностью выверенной монументальной политики. Традиция установки памятников к датам – есть. А политики все-таки нет. Несколько лет назад журнал «Эксперт-Урал» писал о планах городской администрации по созданию памятников, посвященных представителям разных слоев населения, разных по стилю. Годы прошли – перемены не наступили.

Один из очевиднейших способов изменения ситуации – проведение открытых, публичных, с оповещением жителей через средства массовой информации конкурсов по каждому крупному проекту. Такова практика, давным-давно принятая во всем мире. Воспринимать их панацею, конечно, не стоит. Нужны конкурсы действительно не всегда. Какие-то локальные проекты, тем более выполненные на корпоративные или частные средства, требуют лишь согласия городских властей, учет того, как они впишутся в облик города. Но когда на монумент идут бюджетные деньги (наиболее распространенный у нас вариант), или памятник имеет большое общественное значение, претендует на символ, когда через художественный образ воплощается обобщенная душа огромного количества людей – вряд ли стоит экономить на организации полноценного конкурса, итоговые потери оказываются больше. Конкурсы хороши тем, что привлекают разностилевых художников, они могут стать действенным средством того, как разнообразить архитектурный ландшафт большого города. Они показывают: есть варианты, и позволяют этим вариантам осуществляться.

Клава и Слава

 Идеи альтернативных памятников время от времени возникают-таки в культурном пространстве Екатеринбурга. Академический театр драмы, например, мечтает о памятнике влюбленным, которые встречаются на театральной лестнице. Екатеринбургский художественный фонд продвигает проект памятника родителям и встречает взаимопонимание на разных уровнях. Некоторые необычные проекты даже воплощаются. На набережной Исети появился единственный в стране памятник компьютерной клавиатуре – Клаве, как любовно его называют.

Он возник в рамках проекта «Длинные истории Екатеринбурга», который проводит Центр современного искусства, его автор Анатолий Вяткин. 86 бетонных кнопок, около ста килограммов каждая, расположились в привычном компьютеропользователю порядке. В создании памятника участвовал «Атомстройкомплекс»: помогал материалами и работой. По словам куратора проекта Наили Аллахвердиевой, компания таким образом формирует свой позитивный имидж, нацеленность в будущее. Ведь данный памятник апеллирует к массовому сознанию современника и действительно претендует стать символом времени.«Клава» вдруг осовременила и реку, приютившую ее на своем берегу, неожиданно расшифровав название. Исеть – I-сеть, I-net, интернет… Он моментально был обжит горожанами, активно использовался как место встречи и отдыха: на клавишах можно посидеть. Жаль только, что некоторые рьяные компьютерщики, не в силах расстаться с Клавой, быстро вырыли и унесли несколько кнопок.  Памятники нашего времени должны быть действительно памятниками нашему времени.

Хочется быть оптимистом

Современный образ мегаполиса покоится на трех «китах». Первый, доминирующей – безусловно, архитектура. Затем идет наполнение пространства малыми и крупными пластическими формами. Эти внешние уровни должны соответствовать тем людям, которые здесь живут. Когда три составляющие связаны друг с другом, тогда город состоится как центр, заметный на карте мира.

В архитектурной истории Екатеринбурга было несколько ярких периодов. Первый – «купеческий»: заказчиками выступали люди с очень определенной ментальностью, собственным вкусом, и, важная черта, они обращались к профессионалам. В результате был создан купеческий город, своеобразием которого мы можем гордиться до сих пор. Следующий уникальный период – конструктивизм, нигде в мире он не был представлен столь мощно, как у нас.

Сейчас мы находимся на пороге того, чтобы город, разнообразный и даже хаотичный с архитектурной точки зрения, получил концептуальное монументальное наполнение.

Опубликовано в журнале «Эксперт-Урал».

Продолжение следует