Коляда-театр, 12 стульев, премьера
Время гладить котов
Новая постановка Коляда-театра – спектакль «Двенадцать стульев» по роману Ильфа и Петрова – не разочаровала: в ней присутствовали ожидаемые неожиданности, формальные излишества, за которые мы так любим Николая Владимировича, смех зала на протяжении трех часов и глубоко трагичный финал…
Кто-то однажды сказал и миллионы повторили: мир делится на кошатников и собачников. Это не только о том, что одни заводят дома кошечек, а другие песиков, но и о том, кто есть чей брат старшой. Часть человечьего племени явно заимствует и передает по наследству черты семейства кошачьих, в то время как другая транслирует в мир людей собачьи свойства и качества.
Сей странный генеалогический опус породило погружение в кошачью стихию, что царила на спектакле режиссера Николая Коляды «Двенадцать стульев». Кошечки глазели на зрителей равнодушно-всепонимающе. Они восседали на воображаемых подоконниках, рисовались на ковриках, мостились на сумках и шапках, грелись у людей на спинах, собственными шкурками как удавками стягивали шеи. Простор для любителей расшифровывать метафоры и «отнимать аромат у живого цветка».
Здесь вам и символ мещанства – а о чем еще это великое произведение, как о неодолимом даже в постреволюционную эпоху скатывании к бюргерско-сытому существованию. Здесь и корни психологической трактовки действующих лиц. Прыжки и ужимки кота-бандюгана Бендера, озорника и хитрюги, наивного в своей самоуверенности. Забитость и беспризорность жалкого Воробьянинова, стремящегося забиться в угол, чтобы в момент расслабленности противника подленько ударить когтистой лапой. Матерый кот отец Федор показушно мурчит, при этом насмерть вцепился в чужой рыбий хвост. Образ мадам Грицацуевой легко ассоциируется с жаждущей любви кошечкой, настырно подползающей под руку для поглаживания.
Имя главного героя, наконец, тоже из этой песни – Киса! Я не оговорилась, в данном дуэте именно он – главный. Литературоведы ведают: подобная расстановка сил задумывалась авторами изначально. Но постепенно молодой, энергичный, интеллектуально активный Остап перетянул одеяло читательского, потом и зрительского внимания на себя. В подаче режиссера Коляды восстанавливается диспозиция первоисточника. Происходит смена главного героя. Образ Бендера лишен сложности и многогранности и не развивается на протяжении спектакля: этакий приблатненный тип, ловец удачи, ни тебе высокого IQ, ни иррационального обаяния; правда, на выдумки горазд и действительно знает четыреста относительно честных способов отъема денег у населения. Сергей Колесов и Илья Белов умело и актерски жертвенно ведут «вторую партию». Воробьянинов же, демонстрируя минимум внешнего плана, заставляет подозревать скрытое внутреннее движение. Исполнителями роли Ипполита Матвеевича стали заслуженный артист России Олег Ягодин и автор инсценировки режиссер Николай Коляда.
… Идет одна из «громких сцен», без которых немыслим ни один спектакль Коляда-театра. Массовка горланит «Цыпленок жареный, цыпленок пареный», «Ах, лимончики, мои лимончики» и прочие лихие напевы, связанные в народной памяти с новой экономической политикой 20-х годов 20-го века. А зрители глаз не отрывают от лица артиста Ягодина, как будто специально к спектаклю постаревшего лет на двадцать. Опустил веки. Чуть расслабил плечи. Скосил глаз. Развалил рот. Встрепенулся на мгновение, как мокрый отряхивающийся кот, и вновь поник… Нерешительный, двуличный, трусливый и аморальный, шаг вперед два шага назад, страдалец и мученик погони за богатством. И встает за актерской мини-мимикой и полу-жестами целая судьба: от того мгновения, как родился Киса в спокойной дворянской семье, как холили его родители, как его мирок разлетелся под напором истории – до его последнего решения и действия. И знаем, что этим проигрышным во всех отношениях выбором его судьба подвела под собой черту. Один из завершающих «кадров» спектакля: сцена пустеет, остаются лицом к лицу только Ося и Киса. Дуэль Бендера и Воробьянинова. В результате оба – мертвы. Как всегда, от комедии до трагедии – один шаг. И он сделан.
Еще один вещный образ спектакля – веревки. Сцена-жизнь перетянута ими из края в край, как гитара, спеленута, как младенец: дрыгает ножками, да вырваться из пут не может, вроде активен, но это бег на месте.
Структура спектаклей Николая Коляды, может быть, кому-то и представляется творчески беспорядочной и лоскутной, нагромождением сюжетов и вещей, но мне видится очень четкой и логичной. Первый план – главные действующие лица, их взаимоотношения, их смысловые «миссии». Следующий за ним план или уровень – череда персонажей, людских типажей, с которыми сталкиваются главные герои. Очевидной становится параллель «Двенадцати стульев» с такой же «энциклопедией русской жизни», но иной эпохи, как «Мертвые души»: галерея характеров на пути поиска легких денег.
И, наконец, фон. Та среда, из которой все и произрастает. А среда – это культура. Кто скажет, что культура – это неважно, пусть первый бросит… и так далее. «Количество пахотной земли в СССР»… «Запуск первого трамвая в Старгороде»… Девушки в фуражках. Лозунги «Мы победили!». Атмосфера первого послереволюционного десятилетия создана убедительно и правдоподобно, ни с чем не спутаем. Ну разве что с современными политическими отчетами, как у нас все хорошо.
Спектакль «Двенадцать стульев» только-только родился в Коляда-театре, но уже приглашен на гастроли. Значит, скоро кошек – в корзинки, вдогонку за стульями…
Опубликовано: журнал Культура Урала, май 2017