В сумерках Истории

У колоколов на Руси особый голос – глас тревоги. С колокольного звона начинается новая постановка Свердловского академического театра драмы «Иван IV. Грозный». Зачинает малый колокол, из небытия выходит первый звук, как человек рождается. В разговор вступают второй, третий: человек живет, общается, борется. И вот, на пике, на подъеме силы и мощи звон обрывается, растворяется там, откуда пришел, наступает пронзительная тишина. Запах ладана, свечи горят в руках монахов, запевает хор. Атмосфера панихиды: Царь умирает. Тревожность сохраняется на протяжении всего спектакля: мы в сумеречной зоне нашей истории…

В репертуаре современных театров трагедия – жанр чрезвычайно редкий. Потому что сложно, потому что дорого, потому что «и в жизни хватает». Эстетическая интонация времени: микс, клип, фарс. А здесь все впрямую, по-настоящему и всерьез. Пьеса Алексея Константиновича Толстого «Смерть Иоанна Грозного» привлекла главного режиссера Свердловского театра драмы Александра Исакова по двум причинам. Во-первых, актуальностью темы: «Читал пьесу – будто про наше время написана». Во-вторых, тем, что прекрасно проецировалась на труппу: «Присутствие такого артиста, как Вячеслав Мелехов, явилось определяющим, не в каждой труппе найдется потенциальный Иван Грозный». В афише Свердловского академического самый распространенный жанр – комедия: большим залам нужны спектакли массовые и кассовые. Но 80-летний юбилей театра было решено отметить спектаклем-явлением. Директор театра Юрий Махлин: «Художественные проекты Свердловской Драмы нередко называют эксклюзивными. «Иван IV. Грозный» стал одним из самых дорогих и масштабных проектов последнего времени. Спектакль вдвойне юбилейный: это пятисотая постановка коллектива».

Александр Исаков уже имел опыт эпохальных исторических спектаклей. Он участвовал в создании к юбилею Санкт-Петербурга царственной трилогии в интерьерах реальных замков и дворцов: Михайловского и Юсуповского. Проявил себя как мастер поддержания определенной атмосферы, антуража эпохи. В «Грозном» также большое внимание уделяется декорациям, нарядам, реквизиту: ставка сделана на правдоподобность. Артисты, а их задействовано около 50, почти вся труппа, одеты с учетом требований времени, художники (сценографом спектакля стал Валентин Светозарев из Македонии, костюмами занималась Ника Брагина) стремились соблюсти максимальную достоверность. Парадное одеяние Ивана Грозного, украшенное каменьями, весит около пяти килограммов, физически тяжело носить платья и женщинам, царице действующей и двум будущим. Колокола отлиты специально для спектакля, с ними взаимодействует профессионал – диакон Дмитрий Бажанов, звонарь из Храма-на-крови. Никакого «обмана» театральными условностями, все взаправду.

Результатом внешнего следования историческим канонам становится то, что спектакль живет в двух временных измерениях и на двух уровнях восприятия. Личность Царя Ивана, правление, породившее Великую смуту, интересны сами по себе, и те, кто приходит в зал «за историей», получают ее в полном объеме, с нюансами и тонкостями. Но если смотреть спектакль «двумя глазами», стереоскопическим во временном и смысловом отношении зрением, можно увидеть гораздо больше. Режиссер не педалирует современные моменты, не проводит намеренно параллели, это лишнее. Пьеса тотально современна.

 Власть и душа

Что происходит с душой, когда тело наделено властью? О ней забывают. Человек, облеченный властью, оказывается перед угрозой потерять душу. Это главная тема пьесы и спектакля. Так было, так есть. Чем власть безграничнее, тем опасность утраты себя больше. Но даже крошечная власть ставит перед выбором: служить идее, прокладывая путь по головам, или сохранить живые отношения с людьми и с самим собой. Александр Исаков: «В нынешнем мире иссушающее влияние власти на человека совершенно очевидно».

Действие начинается с момента, когда Грозный, убивший сына, решает отойти от дел и предлагает боярам выбрать нового царя. Он лихорадочно произносит: «Я успею покаяться!», и само слово «каюсь!» у него звучит с угрозой. Но, переступив черту, назад пути нет. Покаяние ему не суждено. На протяжении всего спектакля он мучается – и мучает других. Кается, совершает новые злодеяния, грешит и снова просит о покаянии. В злобе приказывает растерзать иностранного посланника – и в искренних, экстатических слезах произносит напутствие сыну Федору: «Цари – с любовью!». Разлет его эмоциональной амплитуды огромен, психика не в состоянии задержаться и передохнуть на срединной точке покоя, сплошные взлеты и падения, пики и ущелья души.

Суд времени уже вынес свой вердикт Ивану IV. Фигура признана неоднозначной. Он был талантлив. Писал не только законы, но и церковную музыку. Он объединил страну, расширил и укрепил границы. Но страх перед верховной властью, граничащий с подобострастием, семена внутренней несвободы, которые он прорастил в народе, живы и по сей день.

Не менее актуально выглядит Боярская дума. Впрочем, почему боярская? Уберем это слово и узнаем любую Думу любого созыва: много разговоров, самовыпячивания, случаются и драчки, ну а решения принимаются в основном властеугодные. Спектакль – о власти на разных уровнях и в разных проявлениях.

 Цари и Бояре

Уральская постановка практически не отходит от оригинала. Режиссер не вступает в дискуссию с автором, он пытается максимально точно перенести пьесу девятнадцатого века в век двадцать первый. «Сложно и интересно было, во-первых, ставить ритм, во-вторых, оборганичивать стихотворную речь», — говорит Александр Исаков.

Во имя динамики и топоритмической цельности спектакля в окончательном варианте были купированы несколько уже сделанных сцен. (Александр Борисович демонстрирует в этом отношении редкое режиссерское мужество: в его творческой биографии был случай, когда он убрал 40 сценических минут, уже выполненных в декорациях и костюмах). Ушел образ схимника во впечатляющем исполнении народного артиста России Валентина Воронина, потому что не вносил нового содержания и затягивал действие. К моему зрительскому сожалению, была вырезана скоморошья сцена: она создавалась отдельно и, с точки зрения режиссера, выглядела как инородная вставка. Остаюсь при своем мнении: без нее спектакль утратил нечто важное, а именно выход из келейности дворцовых разборок в неограниченное никакими стенами пространство страны, бесшабашной и полубезумной, но живой и энергичной. Кроме того, скоморошьи пляски встряхивали зал перед последним зрительским «испытанием» — смертью Ивана IV. А вот боярские интриги, при всей важности произносимых Бельским, Шуйским, Захарьиным, Нагим речей, усыпляют внимание зала, и процесс сжатия им не повредит. В целом от показа к показу спектакль подтягивается, делается динамичнее.

Сцена из спектакль Иван Грозный

«Иван IV. Грозный» — редкое театральное явление еще и по «половому признаку». Не секрет, что в современных театрах количественно превалирует слабый пол. А здесь – чисто мужская пьеса. Время было такое: женщины находились в тени. В постановке задействована практически вся мужская часть труппы.

Главная фигура, конечно, царская. Как говорится, если в труппе нет своего Гамлета, не надо и браться за «Гамлета». Народному артисту России Вячеславу Мелехову удалось охватить многогранность Ивана IV с его психологическими (психопатическими) перепадами от попыток добра к осуществленному злу. Одномоментно он вмещает в своего героя столь разные чувства, что диву даешься, как актер выдерживает подобный накал страстей. Единственное, что, на мой взгляд, не всегда передает человек Вячеслав Мелехов, так это глубинное ощущение всеобъемлющей внутренней греховности царя. Грозному не хватает корневой, безусловной «грозности». Впрочем, этому не полному соответствию актера и героя можно найти объективное объяснение: царь не так силен и страшен в последние дни земного существования. Плюсом же я считаю то, что режиссеру и артисту хватило мудрости не вызывать сочувствие к страдающему Грозному. Сегодня это тренд: в черноте разглядеть проблески белого, сопереживать ворам, бандитам и особенно грабителям банков. Но понимание и оправдание – разные вещи, не надо путать.

Без боярского окружения и царь – не царь, и власть – не всласть. Спектакль демонстрирует разнообразие боярских характеров. Народный артист России Вячеслав Кириличев (князь Милославский) успевает в нескольких репликах обрисовать человека хитрого, изворотливого, изображающего боязливость и опасливость, но умеющего мягкой рукой твердо отвести неугодных ему претендентов на престол. Цельный образ создает заслуженный артист России Валерий Величко: его князь Захарьин-Юрьев, отец первой, самой любимой жены Грозного, искренний и честный, великодушный и умный.

Борис Годунов поначалу тихо сидит в уголке. Долго молчит, чтобы произнести веское слово в единственно подходящий момент. Интриган, умеющий выглядеть честным и смелым. Он не захватывает власть – ее ему предлагают, приносят на блюдечке и умоляют принять. «Нас не судьба возносит над толпою. Она лишь случай в руки нам дает», — произносит он слова Алексея Толстого голосом заслуженного артиста России Бориса Горнштейна.

Точное попадание в образ слабовольного Федора Иоанновича демонстрирует актер Илья Андрюков. Достижением спектакля стала двойная роль молодого артиста Игоря Кожевина. Сначала он – безликий слуга, пришибленный жизнью калека, юродивый, потом – шут, которому позволено говорить, когда другие молчат. В завершении он уже не только говорит, но и действует. Именно он обыгрывает смерть Грозного: страх, который тот вызывал при жизни, после его смерти у подданных мгновенно трансформируется в совсем иные чувства.

Спектакль получил благословение Архиепископа Екатеринбургского и Верхотурского Викентия. По мнению режиссера, в этом была потребность, так как речь идет о сложных, иногда пограничных вещах, о власти мирской и духовной. На репетициях присутствовал настоятель Храма Серафима Саровского архимандрит Гермоген, его советы были незаменимы, например, именно он подсказал, что в изображаемую эпоху россияне крестились двумя пальцами.

Полноправным «действующим лицом» постановки, присутствующим на сцене почти постоянно, стала Музыка. Она помогает созданию определенной атмосферы, которая поддерживается на протяжении всего 2,5- часового действия. (Музыкальный руководитель спектакля – Елена Буланова из Санкт-Петербурга). Звучит колокол. Вслед за ним раздается пение церковного хора. Когда же вступает соло (заслуженный артист России Анатолий Филиппенко) – мороз по коже, и понимаешь, почему низкие мужские голоса из России всегда так ценились в мире. И снова – колокольный звон. Колокол звонит по прошлому. Колокол звонит по настоящему.

Опубликовано в Областной газете, 2011 г.