Новое межнациональное блюдо придумал Николай Коляда в комедии «Играем Мольера», премьера которой состоялась в начале мая

Скучно Николаю Владимировичу ставить иностранных авторов без проекции на местную почву. В «Слуге двух господ» по пьесе Карло Гольдони действие происходит то ли в Турине, то ли в Туринске (ой, в Тагиле!). В спектакле «Играем Мольера» — то ли во французском Провансе, то ли в российской провинции.

Мольер, конечно, требует адаптации к российской действительности. Между Францией и Россией общего не меньше, чем между Россией и Италией. Лягушки, царицы российских болот, любимое блюдо у французов, а популярный у нас «провансаль» придуман в земле Вольтера и Гюго – такой вот культурно-гастрономический обмен. Екатеринбург попал в книгу рекордов по количеству съедаемого майонеза: каждой «душе населения» достается по 22 килограмма в год. (Можете не сверяться в интернете, если доверяете Коляде, информация почерпнута из бегущей строки, сопровождающей действие спектакля). Но главный объединяющий две страны знак – конечно, подсолнухи. Ну почему мы решили, что это наш символ? (А потому, что если проехать с севера на юг, то увидим безграничные подсолнуховые поля, будто вся страна только и делает, что семечки щелкает). Но и у французов есть свои «Подсолнухи»: нидерландец Ван Гог закрепил их за французской нацией.

То проводится, то стирается граница между странами. Два лагеря, полные стереотипных представлений друг о друге. Ля Русс и Ля Франс; Европа и Азия; мужчины и женщины; мужья и жены.

Спектакль поставлен по пьесе «Школа жен». Сначала Жан-Батист Мольер написал «Школу мужей» и лишь после этого решился поучать женщин. Слушать наставления для юных дев, пребывая в начале XXI столетия, – мило и приятно. «Любить меня, молиться, прясть и шить» — вот к чему сводятся заповеди счастливой жены. Зависть берет, как легко было быть женщиной в веке этак XVII…

Сюжет, как почти всегда в постановках Коляды не по собственным произведениям, лишь намечен, проговорен быстро, пунктирной линией: зритель либо должен знать событийную канву, либо догадаться. Никаких особых секретов, неожиданностей, обо всех поворотах заранее объявлено внутренним «театральным навигатором». В рамку известной пьесы режиссер вставляет собственное содержание.

По сути, основным действующим лицом спектакля является опекун юной девицы Арнольф (артист Максим Тарасов). Он – современный утопист. А утопии сегодня остаются лишь для боевиков, где герои бесконечно спасают мир, прекрасный или просто единственный. В реальности места утопии нет. Мечты разбиваются, сердца обманываются, идеалы разрушаются. Агнесс (актриса Василина Маковцева), взращенная опекуном в «башне из слоновой кости», оказывается обыкновенной девушкой, что ей и назначено природой. Испытывающей притяжение к Орасу (актер Максим Чопчиян), главное, а возможно, и единственное, о других во всяком случае не упомянуто, достоинство которого – молодость. Природа, не любовь даже, а натура, человеческое естество – побеждает. Арнольф здесь единственный пострадавший. Многолетние его труды и надежды пошли прахом.

В первом действии – только улыбка. Ребята-артисты отрываются. Зрители восторгаются – и отдыхают. Николай Владимирович нечасто позволяет им просто расслабиться и получить удовольствие; это тот редкий случай. Театр актерского драйва торжествует. Во втором действии спектакль несколько трансформируется. Так бывает: кривляемся, смеемся, а в душе плачем. Чуть-чуть приподнял Максим Тарасов маску, надетую на героя, на краткий миг, прорываются ноты искренности. И рождается сочувствие к человеку, который драматургом был обречен на насмешки. Не стоит из идеалов делать идолов.

Спектакль за спектаклем Коляда зарисовывает, создает российскую, французскую, итальянскую – иконику. И подмечает, и прославляет, и насмешничает: у нас самовары, медведи на улицах, лапти и баранки; у них Эйфелева башня, кофе и фехтование. Иконки, иконки, иконки. На иконы молятся. Иконами становятся. Неизбывная черта человеческая – создавать идолов. Подсолнухи и Подсолнухи. Пушкин и Ван Гог. Чехов и Шекспир. И уже сам Коляда-театр…

Арнольф вот тоже желал «вынянчить» иконку. Знаем, что из этого получилось. Что? Да лягушка под майонезом.