Дело в Озерске

Среда, 10 Апр 2013, 4:04 | Рубрика: Театр

Как провинциальный спектакль способен продиагностировать болевые точки времени

С каждым днем премьера становилась все актуальнее. Задумка поставить «Дело» на сцене Озерского театра драмы «Наш дом» родилась еще прошлой осенью. Но пока суть да дело (то денег не было, то идеи не выкристаллизовывались), дело стояло. После митинговой оппозиционной весны молодой питерский режиссер Семен Серзин приехал в уральский город творчески возбужденный: «Я знаю теперь, как ставить пьесу, я готов!». А тут и в тихом, застойном (как до сих пор считалось) городке стали происходить События. Летом арестовали главу местной администрации – за коррупцию. Началась борьба за власть. Театр под горячую руку пригрозили ликвидировать – перекрыть финансирование. Актеры организовывали пикеты, выходили на улицы с плакатами «Не дайте превратить Озерск в деревню!», сотрудники правоохранительных органов митингующих не трогали, но фотографировали участников. Долго не включали тепло, пустив в ход «коммунальный ресурс», – но все это лишь подогревало атмосферу. Как-то так сложилось, что «Дело» на сцене развивалось параллельно с делами, проистекающими в жизни. Сама реальность управляла ситуацией и даже продиктовала жанр спектакля: трагифарс с элементами политического памфлета.

Напомню, что из драматической трилогии Александра Сухово-Кобылина наиболее почитаема и театром, и кино первая часть – «Свадьба Кречинского» (в соседнем Екатеринбурге, например, в театральной афише сразу две «Свадьбы»: в драматическом и музыкальном вариантах). Последняя, «Смерть Тарелкина», тоже время от времени появляется на российских сценах. «Дело» же как наиболее сложная для постановки пьеса нечасто достается из «архива». Здесь же его содержание мощно срезонировало с ситуацией в городе и стране. Тема пьесы – коррупция – прозвучала синхронно с выступлениями российских политиков.

Любая театральная постановка, если она не герметична, не помещена в разреженное пространство «чистого искусства», существует в определенном контексте, социальном и художественном. Даже режимный город (а Озерск относится к рангу ЗАТО, закрытых территориальных образований) может быть открыт происходящему в мире. Общие процессы проявились здесь выпукло и жестко. И оказалось, что описанное Сухово-Кобылиным полтора века назад даже не требует осовременивания, оно напрямую перекладывается на сегодняшние обстоятельства и внятно «считывается с листа». Не нужны специальные намеки – все узнаваемо и прозрачно. К сожалению.

«Получает от государства тысячу, а живет на пять – да и еще нажиться хочет». «Страна в судах продана, в кабаках пропита». «С вас хотят взять взятку – дайте, иначе последствия могут быть жестоки»… Во второй пьесе трилогии нет юмора, только сарказмом, и уже не до смеха.

В художественном отношении спектакль тоже существует не в пустоте.

Действие начинается еще до того, как зрители «расселись согласно купленным билетам» и угомонились. На сцене копошатся рабочие в касках, спецовках, ползают в канализационном люке. За ними – стена, декорации минималистичны и технологичны. Что-то знакомое… Ага, память подсказывает недавнюю екатеринбургскую премьеру оперы Мусоргского «Борис Годунов» в постановке Александра Тителя: там тоже в первых сценах рабочие шланг разматывали-тянули, что-то ремонтировали, в общем, сплошная сантехника, электропроводка и канализация. Емкий образ России.

Не намекаю на повторение, никто ни у кого не подсматривал – разве что у времени. Считана нынешняя потребность видеть и слышать в театре не про давнее, а про сегодняшнее. Трендовая интонация в искусстве, когда речь идет о произведениях давно созданных, но до сих пор живее всех живых – «вне времени», когда подчеркивается сопряженность происходящего с современностью, но также и неизбывная, вечная актуальность поднятых проблем: сегодня и всегда. На это работают и костюмы, в которых можно обнаружить элементы старинных чиновничьих сюртуков, а потом радостно приветствовать тенниски и шорты.

Что же зрители? В их предпочтениях прочно держится лидерство комедий, с большим перевесом над другими жанрами: полные залы собирает «Ханума». Но ходят и на «Дело», интерес присутствует, зал реагирует: иногда живо, иногда боязливо, что тоже свидетельствует о понимании. В содержательном отношении спектакль попал в десятку. А как в художественном?

Если опустить «высокие материи», то зрительский минимум требований к спектаклю можно обозначить тремя пунктами: чтобы было понятно; чтобы было нескучно; чтобы было не слишком длинно.

У первых сцен и значение первостепенно: должны объяснить суть происходящего и настроить на определенную эстетику. Создать атмосферу удается: мы точно понимаем, что будет фарс, что увидим не нюансные характеры психологического театра, а яркие типажи гротескового плана. Вращающаяся стена на сцене (художники Василий Семенов и Наталья Грошева) разделяет мир на две практически не пересекающиеся части: жизнь обычных людей (Ничтожества, или частные лица, определяет их Сухово-Кобылин) и существование чиновничества разного уровня (Начальства, Силы, Подчиненности). Позитивные герои даются лирически, негативные – фарсово, саркастически. Первые просто разговаривают, вторые – поют, приплясывают, кривляются. Мы присутствует не в театре сопереживания, на сцене властвуют иные законы, и зал считывает предложенную эстетику, он внутренне не «безмолствует», он дышит и думает.

Но в отношении внятности сюжета в завязке есть проблемы. Вряд ли стоит рассчитывать на глубокое знание пьесы рядовым зрителем. Не стесняясь, не боясь обидеть, зрителю нужно «на пальцах» растолковать, что к чему и куда движется. Спектакль уже прочно в репертуаре, но никогда не поздно это сделать.

В обобщенном образе чиновничества выделяется фигура Тарелкина. Он и подлец, и страдалец одновременно. Он – порождение среды, но как любой ее представитель, ответственен за себя, сам выбирает, каким ему быть. В исполнении Евгения Гуралевича образ Тарелкина становится емким, многоплановым и выходит на уровень серьезных обобщений.

Вирус современного театра – затянутость, заражение им присутствует и в озерском «Деле». Дело не только в экономии зрительского времени, но в необходимости большей концентрации действия, в «повышении градуса» постановки. На меня произвел впечатление рассказ режиссера Александра Исакова, который ради сохранения динамики и топоритмической цельности убрал 40 (!) сценических минут из собственного спектакля, уже выполненных в декорациях и костюмах – редкое режиссерское мужество. Пройтись бы с «редакторским карандашом» по спектаклю Семена Серзина самому Семену Серзину, освобождая где от лишних слов и жестов, а где и от небольших сценок – спектакль стал бы четче, ярче, убедительнее.

Здесь мы подошли к еще одной проблеме, которую вольно-невольно поднимает новая постановка озерского драматического театра «Наш дом»: приглашенных режиссеров. Само по себе это замечательно и тоже тренд времени, что театры не ограничиваются единственной художественной манерой – собственных худруков. Оборотная сторона ситуации: приглашенный выпустил продукцию – и распростился с ней навсегда. Спектакль же, пока не возмужал, не встал на ноги прочно и уверенно, как ребенок, которого нужно пестовать и направлять по жизни. Брошенность ему вредит. В данном случае озерское «Дело» имеет мощный костяк, и если режиссерски еще немного поработать над материалом, качество «культурного продукта» только возрастет. В общем, «Дело» есть.

Опубликовано в журналах «Эксперт-Урал», «Сити-менеджер»

Добавить в Одноклассники Добавить в Twitter

Ваш отзыв

Вы должны войти, чтобы оставлять комментарии.