Лобное место

Зачем в Екатеринбурге строят Храм-на-крови

 (материал был написан еще до окончания строительства храма)

Беременность общества идеей создания мемориала на месте гибели последнего русского царя длилась десятилетие и протекала тяжело. В анамнезе – жестокие творческие распри, переходящие в политические (или наоборот). Несколько безрезультатных конкурсов на проект памятника (лучшие-то определялись, но строительство не начиналось). Детективная финансовая история с перечислением из-за океана огромной суммы и ее исчезновением. При всем этом свято место оставалось пусто. Пока в 1999 году не было принято волевое решение губернатора Свердловской области о строительстве Храма-на-крови во имя всех святых, в земле Российской просиявших. Дело сдвинулось с мертвой точки на «мертвой точке». Храм растет все быстрее, и споров вокруг него остается все меньше. Да и о чем говорить, когда ребенок вот-вот родится? К традиционным дням поминовения царской семьи в июле строительство Храма-на-крови должно и наверняка будет завершено. Однако вопрос, зачем Екатеринбургу этот храм, отнюдь не превратился в риторический.

 Символ – городу

С покаянием, восстановлением исторической справедливости вроде бы все ясно. Требуется духовное очищение, раз уж угораздило нас прорастать в самой точке гибели прежнего мира. Эта живущая с перестройки потребность совпала с другой насущной необходимостью, которая не лежит на поверхности, но становится все более важной. Обществу нужно покаяние, а городу – символ.

Третье тысячелетие называют эпохой городов. Налицо центростремительные силы: люди тянутся друг к другу, кучкуются. Человечество стремится разместиться в крупных населенных пунктах. Как не затеряться во «всемирной сети» городов, озабочены сегодня серьезные умы и большие руководители. Огромное значение приобретает символ, своеобразный опознавательный знак города в этом мире.

Некоторые города получили символ исторически или заранее позаботились о нем. Нью-Йорк, это, конечно, Статуя свободы. Москва в сознании планеты всей – прежде всего Кремль. Маленькому немецкому городку Бремен (теперь уже приличному городу) когда-то повезло, что именно его приметили талантливые сказочники. В Арабских Эмиратах выделяются по-своему, например, созданием в одном из городов километровой пирамиды. Символ обязательно предполагает эксклюзивность: нечто такое, чего больше нет нигде.

В Екатеринбурге о необходимости символа если не широкая, то заинтересованная общественность говорит несколько лет. В 2000-2001 годах по инициативе нынешнего областного министра Юрия Осинцева проводился конкурс на символ города. Однако масштаб его не впечатлил. Участвовали в основном студенты, впрочем, самые творческие люди. Призовой фонд был смехотворным. (Приведем «некорректное» сравнение с другими одновременно проводящимися конкурсами, в которых также принимали участие наши ребята. Застройка района в Осаке: первый приз – 16 тыс. долларов. Центр Улугбека в Самарканде: 5 призов по 30 тыс. долларов. У нас на весь конкурс отводилось около 1 тысячи у.е. На идеях привычно экономим). Однако предложения были интересные и вертелись в основном вокруг граничья Европы-Азии.

Между тем со временем, особенно когда город открылся миру, становилось ясно: Екатеринбургу ничего придумывать не нужно. Он имеет свою отметину. Большинство иностранцев при слове «Екатеринбург» реагируют одинаково: «Это там, где царя убили». (Что еще раз подтвердило недавнее исследование инвестиционной привлекательности региона, о котором наш журнал рассказывал в № 1-2). Правда, образ города как лобного места тяжел и мрачен. Однако мы постепенно учимся принимать историю как она есть, а не переделывать под себя или до бесконечности посыпать голову пеплом. Все дело в том, как этот образ подать.

В недрах богатой идеями Уральской архитектурно-художественной академии вызрел поистине уникальный проект. Расскажем о нем как о потерянных возможностях или утраченных иллюзиях.

Представьте: огромный колокол, утопленный в землю на 150 метров, таков же его диаметр внизу. Это музей мучеников всех времен и наров (идея трансформируется от конкретики до всеобщности). Здесь протекает своеобразная «река времени», по которой может проплыть любой турист, наблюдая в голографическом изображении мытарства человеческие. Здесь и музей как таковой – с документами, фотографиями. В сердцевине колокола – «философский сад». Венчает же «ось жизни» собор, он на поверхности. Храм, таким образом, является не альтернативой мемориалу, а его составной частью.

Утопической концепция колокола оказалась не с точки зрения воплощения: специалисты-проходчики утверждали, что особых проблем с технической стороны нет, — а с точки зрения последствий. Они потребовали бы серьезных изменений как невидимых, мировоззренческих, так и вполне конкретных. Естественно, к столь масштабному сооружению должны вести дороги иного уровня, чем есть, окружать приличные гостиницы. Должна закладываться и развиваться инфраструктура туризма внутреннего и международного. И вот тогда символ выполнил бы свою основную функцию. Ведь он нужен не ради того, чтоб удовлетворить патриотические амбиции и сорвать аплодисменты со стороны, а с вполне прагматической целью. Жить хочется лучше. Качество нашей жизни во многом зависит от притока капитала. Яркий, многозначный, запоминающийся символ города способен стать привлекательным инвестиционным моментом.

Власти же ограничились частью целого. Из двух составляющих символа: смысловой нагрузки и уникального художественного решения – воплотилась одна. А неполноценный символ скорее всего останется только – храмом. Пусть необычным, но все-таки одним из. Это, конечно, тоже хорошо: лишних храмов не бывает. Но хотелось бы как лучше, а получается…

 Памятник – себе

В том, что на месте гибели царской семьи строится все-таки храм, есть своя логика. Логика простоты, или упрощения. Храм выбрала не только власть. Храм выбрал бизнес, который дает на него деньги. («320 миллионов рублей – в эту сумму мы должны уложиться», дипломатично отвечает на вопрос о стоимости строительства главный архитектор Свердловской области Григорий Мазаев. Для многих бизнесменов «храмовое послушание» превратилось в добровольно-принудительную повинность). Храм выбрало общество, которое не готово к принятию сложных образов. Собор, церковь – вот то, что всегда было понятно российскому менталитету. Это – в традиции. Это – из прошлого. Варианты «из будущего» пока не принимаются.

Религиозная идея сегодня чрезвычайно востребована на разных уровнях. Понятно, она пришла взамен тотальному атеизму, отмененному временем. Она безусловно ценна сама по себе. Социальные психологи же причину видят в характере сегодняшних взаимоотношений человека и общества. Психолог Ирина Черкасова выделяет несколько функций религии как своеобразного психотерапевта. На первый план выходит – защита.

Храм на крови

«Ощущение нестабильности, неуверенности в том, что будет завтра, порождает страх. За себя, своих близких, за безопасность жилища, имущества. Человек может это чувство не осознавать, но страх руководит многими его поступками, влияет на принятие решений. Второе, чего люди ждут от религии – это помощи, подсказки». Присутствует и момент моды. А также – искупления грехов. Как иным родителям проще завалить ребенка игрушками, чем заниматься изо дня в день воспитанием, так некоторым кажется возможным получить индульгенцию, платя Богу деньгами.

Для правителей же (политических, экономических) построить храм нередко становится самым простым, проверенным в веках, беспроигрышным способом увековечить себя. Несколько столетий назад Иван Грозный в честь военной победы воздвиг Собор Василия Блаженного – и был прав. Совсем недавно столичный мэр восстанавливал историческую справедливость, возводя Храм Христа Спасителя (параллель с екатеринбургским строительством очевидна, даже во внешних формах). Свердловская власть и бизнес возводят свой Храм. Занимаясь коммуналкой или строительством дешевого жилья, славы в веках не заработаешь, быстро забудут неблагодарные потомки. Организовать достойный бизнес на истории – это бы зачлось, да слишком трудоемко, долговременно, и «славные» дивиденды не очевидны.

Впрочем, на Урале уже есть собственная храмовая история. Восстановление Верхотурья. Несколько лет назад, еще в период Верхотурской эйфории, приезжал на Урал Джордж Сорос. К нему обратились с традиционной просьбой помочь деньгами. Богатый американец был в некоторой степени возмущен. У вас в деревенских библиотеках нет Толстого и Достоевского, а вы хотите миллионы на церкви. «Надо вкладывать деньги не столько в прошлое, сколько в будущее». Конечно, можно возразить: без прошлого нет будущего. Но уже ветшает наскоро отреставрированный Крестовоздвиженский собор. Городок Верхотурье как был безработным, так и остался. Зато у детей выработался условный рефлекс: завидев приезжих, тут же протягивают руку за милостыней. Без будущего нет ничего.

Монументальное искусство и архитектура из всех видов искусств всегда являлись самыми идеологическими. Не случайно большинство споров разгорелось вокруг выбранного архитектурного стиля Храма-на-крови. «Русско-византийский – устаревший», говорят одни специалисты. «Продолжение традиции, соблюдение православных канонов», говорят другие тоже специалисты. Опять же: обращение к прошлому, а не к будущему. Но главное даже не в этом – а в том, какой образ, чей портрет рисует храм. «Это толстощекий довольный жизнью нувориш. Все образы даны в лоб, нетонко, неглубоко. О каком покаянии здесь может идти речь?» — удивляется профессор УГАХА Александр Барабанов.

И вольно, и невольно создатели строят памятник – себе.

 Каким быть храму

 Задуман Храм-на-крови очень профессионально. В определенной степени он представляет собой шедевр по способности соединить разное, учесть вкусы и желания порой противоположные. Декларируется, что храм-памятник будет иметь одновременно и религиозное, и светское значение и предназначение. Например, зал на 250 мест рассчитан и на проведение конференций. Современные лифты поднимут посетителей к двум ротондам, на которых можно будет просто отдохнуть.

В храме присутствует и традиция, и новаторство. К первой можно отнести двухуровневость, распространенный в русском церковном зодчестве прием. Нижний храм – заупокойный, посвящен семье Романовых. Верхний носит название, ставшее единым для всего сооружения – во имя всех святых, в земле Российской просиявших. «Нельзя только каяться, нужно двигаться вперед», — комментирует один из авторов проекта Григорий Мазаев. Новшеством же является так называемая «расстрельная комната», расположенная на документально подтвержденном месте, где погибла царская семья. Создается она из исторических камней Ипатьевского дома. Увидеть комнату можно будет, поднявшись на несколько ступенек из нижнего храма или выглянув в специально оставленное «окно» иконостаса храма верхнего. Такое вот своеобразное внедрение музейных элементов в церковное сооружение.

Уникальными для Екатеринбурга являются и сами иконостасы: один мраморный, второй фаянсовый, изготовленный на Сысертском фарфоровом заводе. Для храма сейчас пишется 60 икон общей площадью около ста квадратных метров – самый крупный иконописный заказ почти за век. Руководит этой огромной работой Екатеринбургский художественный фонд, эскизы икон и росписей выполняет

опубликован в журнале «Эксперт-Урал»